— Вот черт…

— Только не…

— Это становится интересным, — сказала она.

— Я знаю. — Я опустила руки.

— Тебе нужна работа. Чтобы…

— Так мне сказали другие квадриплегики. Я говорила с ними на форуме. Совмещать невозможно. Нельзя быть одновременно сиделкой и… — Я закрыла лицо руками. Я чувствовала на себе ее взгляд.

— Он знает?

— Нет. Даже не уверена, что я сама знаю. Просто я… — Я бросилась на кровать лицом вниз. От белья пахло Томасом. И немного — бутербродной пастой «Мармит». — Я знаю только, что мне все время хочется быть с ним, а не с кем-то еще.

— Включая Патрика.

Вот и правда, в которой я не смела признаться даже себе. Мои щеки вспыхнули.

— Да, — сказала я в одеяло. — Иногда — да.

— Черт! — через минуту выругалась сестра. — А я думала, только мне нравится усложнять себе жизнь.

Она легла на кровать рядом со мной, и мы обе уставились в потолок. Внизу фальшиво насвистывал дедушка, а Томас бубнил и стучал о плинтус машинкой с дистанционным управлением. Мои глаза почему-то наполнились слезами. Через минуту сестра обняла меня.

— Совсем рехнулась, — сказала она, и мы обе засмеялись.

— Не волнуйся, — ответила я, вытирая лицо. — Я не собираюсь делать никаких глупостей.

— Хорошо. Потому что чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что все дело в яркости переживаний. Это не реальность, а мелодрама.

— Что?

— Ну, в конце концов, это вопрос жизни и смерти, ведь ты прикована к Уиллу, прикована к его роковой тайне. Это не могло не создать иллюзии близости. Или же у тебя загадочный комплекс Флоренс Найтингейл.

— Она тут ни при чем, можешь мне поверить.

Мы лежали и смотрели в потолок.

— Но это отдает безумием — влюбиться в человека, который не может… ну… ответить на твои чувства. Возможно, это просто паническая реакция на то, что вы с Патриком наконец съехались.

— Я знаю. Ты права.

— И вы давно вместе. Вполне естественно увлекаться другими людьми.

— Особенно когда Патрик только и думает, что о марафонах.

— И ты можешь снова разозлиться на Уилла. В смысле, я помню, как ты считала его козлом.

— И до сих пор иногда считаю.

Сестра достала платок и промокнула мне глаза. Затем потеребила меня по щеке:

— При таком раскладе идея с колледжем отличная. Потому что, скажем прямо, окочурится Уилл или нет, тебе все равно понадобится нормальная работа. Ты же не будешь сиделкой до конца своих дней.

— Уилл не окочурится, как ты выразилась. Он… с ним все будет хорошо.

— Конечно.

Мама звала Томаса. Мы слышали, как она напевает на кухне: «Томас! Том-Том-Томас…»

— Ты собираешься к Патрику сегодня? — потерев глаза, вздохнула Трина.

— Да.

— Не хочешь пропустить пару кружек в «Пятнистой собаке» и показать свои планы? Я попрошу маму уложить Томаса спать. Идем, ты вполне способна меня угостить, раз у тебя достаточно денег на колледж.

К Патрику я вернулась в четверть десятого.

Как ни странно, мои планы на выходные были полностью одобрены Катриной. Она даже не стала добавлять, как обычно: «Да, но будет еще лучше, если ты…» В какой-то момент мне показалось, что она поддакивает просто из вежливости, ведь я явно слетела с катушек. Но ведь она говорила: «Поверить не могу, что ты это нашла! Обязательно сделай кучу фоток, когда он будет прыгать с тросом» и «Представляю его лицо, когда ты скажешь о затяжном прыжке! Это будет потрясающе!».

Со стороны, наверное, казалось, что мы две подружки, которые обожают друг друга.

Погруженная в раздумья, я тихо вошла в дом. Окна были темными, и я решила, что Патрик в рамках своей интенсивной подготовки лег спать пораньше. Я бросила сумку на пол в коридоре и толкнула дверь гостиной. Очень мило с его стороны оставить мне свет.

И тут я его увидела. Он сидел за столом, накрытым на двоих, на котором мерцала свеча. Я закрыла за собой дверь, и Патрик встал. Свеча догорела до половины.

— Прости, — сказал он. Я уставилась на него. — Я был идиотом. Ты права. Эта твоя работа всего на шесть месяцев, а я вел себя как ребенок. Я должен гордиться, что ты делаешь такое важное дело и относишься к нему очень ответственно. Просто я немного… расстроился. Прости меня. Пожалуйста. — Он протянул руку. Я приняла ее. — Хорошо, что ты пытаешься помочь ему. Это достойно восхищения.

— Спасибо. — Я сжала его ладонь.

Патрик сделал короткую паузу, как будто успешно справился с отрепетированной речью.

— Я приготовил ужин. Боюсь, это снова салат. — Он открыл холодильник и достал две тарелки. — Обещаю, мы закатим пир горой в ресторане, когда «Викинг» закончится. Или когда я устрою углеводную загрузку. Просто я… — Он надул щеки и выдохнул. — Наверное, в последнее время я ни о чем другом не думал. Видимо, проблема в этом. И ты права. Ты вовсе не обязана ездить со мной. Это мое дело. Ты можешь остаться и работать, если хочешь.

— Патрик… — начала я.

— Я не хочу с тобой спорить, Лу. Ты простишь меня? — Он тревожно смотрел на меня, и от него пахло одеколоном. Эти два факта медленно наваливались на меня, словно тяжелый груз. — В любом случае садись. Поедим, а потом… ну, не знаю. Пообщаемся. Поговорим о чем-нибудь еще. Не о беге. — Он выдавил смешок.

Я села и посмотрела на стол. И улыбнулась.

— Очень мило, — заметила я.

Патрик и правда умеет приготовить сто одно блюдо из индюшачьей грудки.

Мы съели овощной салат, салат с пастой, салат с морепродуктами и экзотический фруктовый салат, приготовленный на десерт. Я пила вино, Патрик ограничился минеральной водой. Не сразу, но мы начали расслабляться. И передо мной появился Патрик, которого я давно не видела. Он был забавным, внимательным. Он строго следил за собой, и не говорил ничего о беге или марафонах, и смеялся, когда разговор сворачивал на эту тему. Его колено коснулось моего под столом, наши ноги переплелись, и тугой и неприятный комок в груди постепенно начал рассасываться.

Сестра права. Моя жизнь стала странной, я отдалилась от родных и знакомых. Положение Уилла и его тайны поглотили меня. Еще немного — и я бы себя потеряла.

Я начала испытывать угрызения совести из-за разговора с сестрой. Патрик не позволил мне встать, даже чтобы помочь с посудой. В четверть двенадцатого он поднялся, отнес тарелки и миски на кухню и начал загружать посудомоечную машину. Я сидела, беседовала с ним через порог и потирала место, где шея переходит в плечо, разминая узлы, которые, похоже, прочно там обосновались. Я закрыла глаза, пытаясь расслабиться, и потому только через несколько минут поняла, что разговор оборвался.

Я открыла глаза. Патрик стоял на пороге и держал мою папку с материалами о поездке. Он поднял пару листков.

— Что это?

— Это… путешествие. О котором я тебе говорила.

Я смотрела, как он листает бумаги, которые я показывала сестре, изучая маршрут, фотографии, калифорнийский пляж.

— Я думал… — Когда он снова заговорил, казалось, его кто-то душит. — Я думал, ты имела в виду Лурд.

— Что?

— Или… ну, не знаю… Сток-Мандевилл… [65] или что-то еще. Я думал, когда ты сказала, что не можешь поехать, потому что должна ему помогать, то имела в виду настоящую работу. Физиотерапию, исцеление верой и так далее. А это похоже… — недоверчиво покачал головой он. — Это похоже на лучший отдых на свете.

— Ну… в некотором роде. Но не для меня. Для него.

Патрик поморщился.

— Нет… — покачал он головой. — Тебе это совсем не понравится. Горячие ванны под звездами, плавание с дельфинами… А, вот, «пятизвездочная роскошь» и «круглосуточное обслуживание номеров». — Он посмотрел на меня. — Это не рабочая поездка. Это чертов медовый месяц.

— Так нечестно!

— А это — честно? Ты… ты правда думаешь, что я буду сидеть и смотреть, как ты отчаливаешь с другим мужчиной в такой отпуск?

— Его сиделка тоже едет.

— А! Да, Натан. Это, конечно, все меняет.